Из всех рецензий, написанных на роман, больше всего совпала с моим ощущением от произведения рецензия Евгения И2, потому считаю возможным именно её здесь опубликовать. Роман Анатолия Королева «Быть Босхом », а точнее – «роман с биографией». Он цепляет за струны интереса и представляет собой крепкий, композиционно выверенный накат, по которому удобно ехать чтением – к финалу. Это биографическое повествование, возвращающее читателя в самое начало советских 70-х. Молодой филолог, только что закончивший университет, за легкую идеологическую связь с пермскими диссидентами-правозащитниками направлен в чине лейтенанта и должности воендознавателя в уральский дисбат, служить отчизне. Вхождение в лагерно-армейскую систему, ферула КГБ, томик Камю и сборник новелл Кафки в портфеле, черновики собственного романа «Корабль дураков» о Босхе, минимум воспоминаний о гражданке, путь к дембелю через дисбатовский ад. Роман написан много позже описываемых событий, это как бы покаянно-просветительская ретроспекция, о чем и указывается в авторской предварительной заметке. Градус всему написанному должен придавать психотерапевтический, нравственно очищающий фактор позиции Королева. Но лично меня этот градус особенно не затронул. Больше заинтересовала сама ткань текста. Композиционно «Быть Босхом» – это чередование стройбатовских историй с главами из упомянутого «Корабля дураков», который и создавался во время службы в уральской воинской части 00140. Взаимно корреспондирующее, само собой, чередование. О Босхе историческом известно мало, поэтому все «босховские» главы – это достаточно красивая метафорически искривленная псевдореальность. И там, и в 00140 – ад. Автор берет на себя иеронимовскую функцию живописания всего хтонического, что он увидел в дисбате. Филологический навык пригодился. Единственное – иногда роман становится чересчур филологичен, чрезмерно «руссколитературен», и это создает вокруг описываемой реальной мерзости какую-то неправдоподобную языковую броню. Босховские же куски привлекательны именно рядом выразительных инфернальностей – всякие черные сквознячки небытия и тому подобное. Реализм все же в этом случае оказывается сильнее литературных фильтров, и, к примеру, история о гермафродите, заразившем всех армейских зека триппером, просто вытесняет некоторые авторские стилистические излишества. В остальном все в этом романе на месте: характеры, реалии, мысли. Более всего примечательна на фоне общей исповедальности романа своеобразная интроверсивность автора-героя. Т. е. он не целиком проявлен в повествовании, он частично скрывает сам себя. Ну, это уже особенности жанра. Эту рецензю и некоторые другие можно прочитать здесь.

 Почему зло красиво, а добро квашня квашнёй?

 

 Нищий всегда рождает нищего. Вор - вора.Богохульник - святотатца.Палач- палача.Сарацин-сарацина.Человек- человека.И нет конца этому пороному кругу до Страшного суда, птому как и сам Адам - подаяние подлунному миру.

 

 Если любовь к Богу не удерживает тебя от греха, то пусть, по крайней мере, удержит страх перед адом (Фома Кимлейский)

 

 От соблазна человека может пасти тольк одна лишь случайность, в одежду которой иногда по случаю же рядится наша судьба. Спасает рассеянность рока.

 

 ...оказывается, система колокольного звона, получившая распространение в Англии, значительно отличается от системы, сложившейся на Руси.

 В Англии звонят, раскачивая сам колокол, а русские звонари раскачивают язык, так легче...Вот оно что!

 Если перенести этот принцип на отношения между государством (колокол) и гражданином (колокольный язык),  то в Англии государство раскачивается, приспосабливается, приближается к индивиду, который остаётся неподвижным - суверенным! - неизменным центром и целью звучащего космоса.

  Иначе у нас: человек-язык опутан узами, притянут силой верёвки и продет за языксообразно потребностям государства-колокола.

  У нас необходимый звук выбивается подвешенным языком, т.е. самим человеком. Государство же остаётся  неподвижно висящей целью в центре русского сонорного космоса.

  Но вот что удивительно: колокольный звон в Англии однообразен, ударные комбинации вызваниваются в одном ритме, а у нас издавна звон отличается богатством мелодий и разнообразием ритмического рисунка.

 

  Выходит, муки служат красоте и искусству больше, чем скучное джентельменство.

 

  И не словами ль Моцарта озарены муки России, словами о том, что даже передавая ужас, музыка должна дарить настроение?

 

  ...с высоты Слова и Звука человек, который испражняется феней, - труп бессловесный, калека немой безъязыкий, и для ангелов  зона мертвецкая.

 

  Когда идеалом государственной церкви становится терзание плоти, уподобление распятому Христу, то в конце концов земля, озарённая православием, так же уподобляется мистическому божьему телу в час распятия.

  И такое поведение земли и её народа считается правильным. Не потому ли наши пейзажи растерзаны, поля исполосованы траками, леса порублены, и весь национальный ландшафт так истерзан до крови, что доведён до состояния эстетического обморока и экологической катастрофы?

  И этоне только результат обнищания идеалов, плод бесхозяйственности и экологического террора, но ещё и ментальная установка на стигматы, роковая установка на подлинность бытия, которое у нас невозможно без ран.

 

  ...тогда, сказал Босх с досадой, если у игры нет никаких правил, кроме воли самих игроков, то какая же это игра? Это такая же бестолковщина как наша жизнь.

  ... И смерть сказала, смешав шахматы:"Ты выиграл свой лишний день потому, что разгадал суть игры - это жизнь, где правила игры зависят от Бога, который их волен менять сколько захочет, а человеку остаётся только методом тыка, вслепую и на ощупь, узнавать малую толику тех тайн, потому что у Бога не долгих правил.

 

  Ты можешь выглядеть как человек, хотя на самом деле ты вид испражнения.

 

  Итак, текст - эт замкнутый квадрат (или круг) иного бытия, куда читатель приходит, чтобы прожить, хотя бы в воображении другого, не свою жизнь.

  Эта схема, по сути, являтся аналогом храма, куда молящийся оже входит в строго определённом месте и где внутри замкнутого пространства переживает встречу с божественным. И хотя книгу можно открыть в любом месте и так же в любом месте из неё выйти, суть дела не меняется - и вхраме, и в книге ты переживаешь время, в котором тебя почти нет.

  Храм в истории человечества появился раньше книги и является первым прообразом текста с изменённым течением времени.

  Вот и нащупана формула -книга (или храм) - это отрезок времени, в котором твоя личность и твоя сущность удаляется. Можно сказать и более строго - это место, где ты переживаешь смерть самого себя.

  И оказывается, наслаждение вот такой вот одухотворённой смертью - одно из самых волнующих наслаждений человека.

  Вот почему именно книга стоит у истоков рода людского.

  Грозный, пылающий буквами текст.

  Портативная церковь. Храм, свёрнутый свитком, в ковчеге.

 

  Появлние мексиканских сериалов породило новый феномен существования - мягкую наркоманию мыльных опер...

  В чём же смысл этой неистовой страсти? Всё в том же - не жить собственной жизнью. Мы желаем жить там! Не побираться в закромах собственной судьбы, не плутать в стареющем теле, а снова и снова проживать судьбу без себя, вне собственной участи, в молодом теле, в пространстве яркой любви.

  Как часто всего лишь брезгливость становится опорой моральных поступков. А для эстета - опора орли - это всего лишь физическое отвращение к близости с ближним.

  Страх -свидетельство подлинности человеческого существования.
  Страх положен в основание мира. Ужас есть непременное состояние человека, осознающего своё одиночество, понимающего бессмысленность своего бытия.
  Предмет страха - есть ничто. Этим ничто зияет ночное небо - вот пещера ужасного! Пустота льётся на голову чего-то (человека) страхом ничто. Беспредметный бесконечный ужас перед ничто порождается беспомощностью человека, оставленного один на один со своей смертностью.

 

  Мир - побрякушка в руках обезьяны, которая игрет безделушкой, падая в бездны.