У истоков риторики

 Рождение риторики как дисциплины связано с периодом демократии в Афинах около V века до н. э., с философской и ора­торской деятельностью софистов — «первых европейских интел­лигентов», как называл их А. Ф. Лосев. Риторика на пер­вых этапах своего становления была не столько теорией, сколько практикой обучения речевому мастерству — риторической педагогикой.

«Бродячие учителя красноре­чия» (А. Ф. Лосев), софисты брались за соответствующую плату научить любого искусству спора и публичной речи. Важно иметь в виду, что в Древней Греции понятия «искусство» и «мастер­ство» были неразрывно связаны, неотделимы друг от друга. И то и другое совокупно обозначалось одним словом — «techne» (технэ; отсюда и наше «техника»).

  Слово риторика, как и называемая им наука, греческого про­исхождения. В древнегреческом языке было слово rheo — «гово­рю, лью, теку». Производное от него — rhetor — означало «ри­тор», «оратор». Последнее, в свою очередь, и дало название на­шей науке — rhetorike (риторика) или rhetorike techne, т. е. «ма­стерство/искусство ораторской речи». Выше мы уже упоминали о том, что еще в прошлом столетии последнее имело два вариан­та — реторика и риторика. Еще в начале XX в. значения этих ва­риантов различались не только написанием. Так, например, из­вестный ученый-филолог первой половины XX в. Б. В. Томашевский (1896—1957) в 20-х годах принципиально употреблял вари­ант реторика, чтобы отграничить название высоко ценимой им науки, в возрождение которой на новом, современном уровне он верил, от отрицательно-оценочного, нетерминологического рито­рика. «Должна быть воскрешена старушка-риторика так же, как воскресла поэтика»,— писал Б. В. Томашевский в 1924 г. Но мы, следуя принятой ныне норме, в своем изложении будем ис­пользовать написание риторика.

  Сложна, захватывающе интересна и даже драматична исто­рия риторики. Каких только суждений, нередко самых противо­речивых, не вызывала эта область знания и практики! И всегда отношение к риторике было поразительно эмоционально, заря­жено чувством — от безудержного восхваления, почитания и прямого обожествления этой науки, этого мастерства до страстного, уничижительного осуждения, когда риторика объяв­лялась чуть ли не главной причиной падения общественных нра­вов, а то и вовсе запрещалась. Ведь, как мы уже знаем, вла­дение словом дает человеку некую особую силу, а нередко и власть, что может сделать его опасным. Для элли­нов способность к красноречию делала человека прямо-таки бо­горавным. Вот как говорится об этом в поэме Гомера «Одиссея»: 

Тот по наружному виду внимания мало достоин —

Прелестью речи зато одарен от богов; веселятся

Люди, смотря на него, говорящего с мужеством твердым

Или с приветливой кротостью; он украшенье собраний;

Бога в нём видят, когда он проходит по улицам града.

  Риторическая педагогика, учительство красноречию возникли и расцвели в Афинах в связи с тем, что дар слова стал восприни­маться там как признак и непременное условие полноценного, хорошего образования. Подлинно образованный человек, «наи­лучшим образом воспитанный для философии и словесности», «вдруг, в любом месте речи метнет (...), точно могучий стрелок, какое-нибудь замечательное изречение, короткое и сжатое, и со­беседник окажется ничуть не лучше ребенка»,— говорится в зна­менитом диалоге Платона «Протагор».

  Не случайно и столетия спустя один из величайших риторов Рима, Цицерон, имя которого как символ идеального оратора стало нарицательным, обращаясь к своему сыну Марку с на­ставлением о том, как стать настоящим гражданином — «добро­детельным мужем» (vir bonus),— начинает с рекомендаций об обретении искусства слова, о получении хорошего риторического образования (Цицерон. Об обязанностях). Однако уже в древности, у самых своих истоков риторика мыслилась отнюдь не всегда как благо и необходимое условие воспитания гражда­нина (др.-греч. aner politikos — политического мужа). В силу той власти, каковую риторика давала познавшему ее, она восприни­малась и как занятие весьма опасное. Недаром дядя Платона Критий, став главой афинских тиранов, запрещает преподавание красноречия. А вот как говорит об этом сам Платон: владевшие этим искусством «древние мужи, опасаясь враждебности, кото­рую оно вызывало, скрывали его: одним служила прикрытием поэзия, как Гомеру, Гесиоду и Симониду, другим — таинства и прорицания, как последователям Орфея и Мусея, а некото­рым, я знаю, даже гимнастика...» (Платон. Диалог «Прота­гор»). 

  Особенно интересно и поучительно для нас то, что и само воз­никновение риторики, и периоды ее расцвета связаны с развити­ем или оживлением демократических тенденций в жизни обще­ства. Риторика — дитя демократии: она родилась тогда, когда от умения убедить сограждан с помощью публичной речи стали реально зависеть принятые ими решения — о мире или войне, об оправдательном или обвинительном приговоре... Деятельность Демосфена и Аристотеля, давших высочайшие об­разцы практического и теоретического красноречия античности, вызвана к жизни демократией, политической независимостью Эл­лады. Ораторский гений Цицерона засиял в республиканском Риме. (Любой выпускник русской гимназии, кстати, мог прочи­тать наизусть по-латыни, перевести и прокомментировать пер­вую речь Цицерона против Каталины — «Доколе, о Каталина, будешь ты истощать наше терпение...»,— содержащую знамени­тое крылатое выражение О времена! О нравы! (О temporal О mores!).

  Итак, риторика всегда занимала особое место как в ряду учебных дисциплин, так и в ряду теоретических областей гума­нитарного знания.

  Основателем софистической и вообще античной риторики считают знаменитого софиста Горгия (485—380 гг. до н. э.). «Отцом софистики» (слова софистика и риторика в этот период могли употребляться как синонимы) называет Горгия греческий писатель, автор биографий софистов Филострат (род. ок. 160— 170 — ум. в 244—249 гг.).j Золотая статуя Горгия, которая была поставлена в Дельфах, подтверждает заслуги этого софиста пе­ред греческой культурой, а также заметную роль, которую Горгий сыграл в исторической судьбе Афин: своей знаменитой Олимпийской речью ему удалось сплотить греков против мидян и персов. Вот как пишет о риторической деятельности Горгия А. Ф. Лосев, опираясь на античные источники: «Он пер­вый ввел тот вид образования, который готовит .ораторов, специ­альное обучение способности и искусству говорить и первый стал употреблять тропы, метафоры, аллегории, превратное упо­требление слов в несобственном смысле, инверсии, вторичные удвоения, повторения, апострофы и парисосы <...> Берясь обу­чать всякого прекрасно говорить и будучи, между прочим, вир­туозом краткости, Горгий обучал всех желающих риторике с тем, чтобы они умели покорять людей, «делать их своими рабами по доброй воле, а не по принуждению». Силою своего убеждения он заставлял больных пить такие горькие лекарства и претерпевать такие операции, принудить к которым их не мог­ли даже врачи» (Лосев А. Ф. История античной эстетики: Софисты. Сократ. Платон.— М., 1969.— С. 34—35).

  Горгий определял риторику, как искусство речей и специально занимался теорией судебного и политического красноречия. По мнению А. Ф. Лосева, всю историю риторики у греков правиль­нее начинать именно с Горгия. Автором же первого античного учебника по риторике называ­ют сицилийца Корака из Сиракуз, который вместе со своим учеником Тисием начал преподавание ораторского искусства в открытых им специальных школах. (Тисий впоследствии обу­чал красноречию и в Афинах.)

"Риторика" Аристотеля

 Обратимся теперь к наиболее авторитетному антично­му риторическому трактату, сохранившему свое значение до наших дней и в большой степени определившему характер евро­пейской риторической культуры — «Риторике» Аристотеля (IV в. до н. э.). «Риторика, по глубокому убеждению Аристоте­ля,— это то же искусство, то же творчество, выросшее на диалектической логике возможного бытия» (Античные риторики.— М., 1979.— С. 287). Что это значит? «Риторика — искусство, со­ответствующее диалектике» — вот фраза, которой открывается трактат Аристотеля. Риторика соответствует философии, так как обе они необходимы всем и каждому и так как обе они имеют всеобщий характер, касаясь любого из существующих в мире предметов: «Обе они касаются таких предметов, знакомство с которыми может некоторым образом считаться общим досто­янием всех и каждого и которые не относятся к области какой-либо отдельной науки. Вследствие этого все люди некоторым об­разом причастны обоим искусствам, так как всем в известной мере приходится как разбирать, так и поддерживать какое-ни­будь мнение, как оправдываться, так и обвинять» (Античные ри­торики.—М., 1978.—С. 15).

 В современных руководствах и книгах по риторике ее нередко называют «наукой убеждать». Аристотель остался бы недоволен такой формулировкой, счел бы ее очевидной ошибкой. Убеж­дают частные науки, каждая из которых действительно «может поучать и убеждать только относительно того, что принадлежит к ее области, как, например, врачебное искусство — относитель­но того, что способствует здоровью или ведет к болезни, геомет­рия — относительно возможных между величинами изменений, арифметика — относительно чисел (...) риторика же, по-види­мому, способна находить способы убеждения отно­сительно каждого данного предмета...» (Аристотель. Рито­рика: Книга первая.— 2). Вы скажете: какая ничтожная разни­ца! Что за крючкотворство! Неужели действительно так уж важно, как сказать: «наука убеждать» или «наука находить спо­собы убеждения»?! Однако, обучаясь риторике как мастерству и познавая риторику как науку, нужно сразу привыкнуть к точности слова, отражающей тонкие нюансы, оттенки мысли, к точности, передающей четкую смысловую структуру. Придется оценить и принять важность как смысловых различий, так и словесной точности. В этом искусстве современный чело­век, как видно, заметно уступает своим славным предкам. Самое главное в ораторском мастерстве, по Аристотелю,— доказа­тельства. Почему же? Как мы видели, Аристотель определяет риторику как «способность находить возможные способы убеж­дения относительно каждого данного предмета», отличаясь этим от других наук и искусств (кроме философии). Поскольку же «способ убеждения есть некоторого рода доказательство», то ри­торика Аристотеля — это наука и мастерство дока­зательной речи. Однако вовсе не любые способы доказа­тельства одинаково важны для риторики. То, что убеждает само по себе, то, что очевидно,— не слишком интересно и важно для риторики. Ведь дело ее — «не убеждать, но в каждом данном случае находить способы убеждения», т. е., убеждая, делать оче­видной скрытую истину и даже показывать неистинное — «для того, чтобы знать, как это делается, а также, чтобы уметь опро­вергнуть, если кто пользуется доказательствами несогласно с ис­тиной» (Аристотель. Риторика: Книга первая.— 1).

  Таким образом, аристотелевская риторика — это наука о способах доказательства вероятного, воз­можного, правдоподобного. Сам Аристотель, поясняя эту особенность своего понимания риторики, прибегает к забав­ному сравнению: дело риторики — дать во всех возможных слу­чаях способы убеждения, как дело врачебного искусства — «не в том, чтобы делать всякого человека здоровым, но в том, чтобы, насколько возможно, приблизиться к этой цели, потому что впол­не возможно хорошо лечить и таких людей, которые уже не мо­гут выздороветь» (Риторика: Книга первая.— 1). Получается, что риторика, как ее понимает Аристотель,— это своего рода ло­гический и словесный «высший пилотаж». И впрямь, что за труд доказать само по себе очевидное, убедить в том, что и без того ясно? Разве это — наука, разве нужно для этого мастерство? Нет, настоящее искусство — заставить поверить не в совершив­шееся, а в возможное, доказать вероятное, убедить в желаемом или укрытом от прямого взгляда, проникнуть вместе со слушате­лем в глубь вещей, проложить в эти глубины дорогу и разуму и сердцу собеседника. Вот в чем настоящее дело ритора, вот в чем его творчество. И вот почему аристотелевскую риторику называют «тем же искусством, тем же творчеством, выросшем на диалектической логике возможного бытия».

  Сравните это с тем, что сказано о красноречии в первом рито­рическом трактате, принадлежавшем, как мы уже говорили, Ко-раку из Сицилии: «Красноречие есть работница убеждения». Главная же цель оратора, считал Корак,— не раскрытие исти­ны, но убедительность при помощи вероятного. И софист Горгий Леонтийский, упоминавшийся нами как отец риторики, полагал, что «вероятное важнее истинного, и умел в своих речах малое представить великим, а великое — малым, выдавать старое за новое и новое признать старым, об одном и том же предмете вы­сказывать противоречивые мнения» — так говорит о риториче­ском искусстве Горгия Платон. Совершенно ясно, что Аристо­тель в своем понимании риторики лишь продолжает и развивает традицию софистов. Итак, по Аристотелю, риторика есть наука об общих способах убеждения в вероятном или возмож­ном, основанных на четкой системе логических доказательств, мастерство и искусство находить эти способы и пользоваться логикой доказатель­ства. Изыскивая способы доказательств для речи, пишет Аристотель, «одни поступают случайно», другие же — т. е. люди рито­рически образованные — «действуют согласно со своими способ­ностями, развитыми привычкою». Получить же риторическое об­разование, по мнению этого великого ритора, любому необходи­мо: ведь «если позорно не быть в состоянии помочь себе своим телом, то не может не быть позорным бессилие помочь себе сло­вом, так как пользование словом более свойственно человеческой природе, чем пользование телом» (Риторика: Книга первая.— 1). Итак, по Аристотелю, риторика поистине делает человека чело­веком, вооружая его подлинно человеческим даром — владе­нием речью.

  Риторика» Аристотеля, созданная в IV в. до н. э., служила основой большинства позднейших риторических руководств — античных, а впоследствии европейских, в том числе и русских. Именно потому мы так подробно остановились на этом трак­тате. 

"Краткое руководство к красноречию" М.В. Ломоносова

 Об истории риторики на Руси ив России мы будем говорить особо; здесь же отметим, что самое раннее из отечественных руководств, «Риторика Макария», появилась в начале XVII столетия. Для нас особый интерес представляет определение риторики, приведенное М. В. Ломоносовым в его "Кратком руководстве к красноречию". Книге первой, в которой содержится риторика, показующая общие правила обоего красноречия, то есть орато­рии и поэзии, сочиненной в пользу любящих словесные науки», изданном в 1748 г. «Ломоносов написал лучшую у нас Риторику, по которой более или менее написаны все прочие»,— сказал об этой книге один из крупнейших русских славистов, замечатель­ный ритор Ф. И. Буслаев. Значение ломоносовской «Риторики» (так обычно для краткости называют «Краткое руководство к красноречию...») как учебного пособия для многих поколений образованных людей в России (вплоть до середины XIX в.) бес­спорно. Огромна и заслуга Ломоносова в развитии теории рито­рики на русской культурной почве. Да и самый русский язык, само русское слово были во многом плодом ломоносовского ге­ния, гармонизировавшего стихию народной русской разговорной речи с церковнославянской речью, «гремевшей в храмах». «Ло­моносов не только не уничтожил, но утвердил отношение между двумя языками, отношение такого рода, что язык русский, един­ственное основание всякого письменного слога, мог и должен был пользоваться богатством языка церковнославянского»,— писал в исследовании «Ломоносов в истории русской литерату­ры и русского языка» (1847) известный филолог, историк, писа­тель и публицист К. С. Аксаков (1817—1860).

  В «Кратком руководстве к красноречию...» Ломоносов дает следующее определение риторики: «Красноречие есть искусство о всякой данной материи красно говорить и тем преклонять других к своему об ней мнению. Предложенная по сему искусству материя называется речь или слово». Следовательно, по Ломоносову, риторика есть искусство убежде­ния. Убеждение же возможно лишь там, где существует мне­ние. Значит, определение Ломоносова вполне соответствует ан­тичной традиции.

  В определении красноречия у Ломоносова, как мы заметили, важно понятие «мнение». Оно отражает важнейшую особенность риторики и даже фиксирует саму сущность риторического: рито­рика действует не в области истинного, а в области вероятно­го,— если ясно, где черное, а где белое, там, где истина бесспор­на и очевидна, нет никакой нужды в риторике. Искусство рито­ра, как его понимали основоположники мастерства красноречия, блещет в области переменчивых полутонов и полутеней, из кото­рых и необходимо сформировать для слушателя отчетливую кон­трастную картину — убедительно выраженное мнение.

"Общая риторика" Н.Ф. Кошанского

 Из многочисленных отечественных и зарубежных ритори­ческих учебников прошедших столетий остановимся на том, как определяет предмет риторики Николай Федорович Кошан-ский (см. выше, с. 15). Определение риторики как науки, сформулированное в «Общей реторике» (1829) Кошанского, зву­чит на редкость современно (ведь красноречие здесь понимается в первую очередь как искусство мыслить): «Реторика, имея предметом мысль, показывает 1, откуда они почерпаются (Изобретение); 2, как приводятся в порядок (Расположение); 3, как излагаются (Выражение мыслей)» (Кош а некий Н. Ф. Общая реторика.— 9-е изд.— СПб., 1844.— С. 2), и далее: «Рето­рика вообще есть наука изобретать, располагать и выражать м ы с л и» (там же). Вспомните, что мы заключили выше, рассуж­дая о характере ,и особенностях современного красноречия (см. с. 16). Так и три части риторики у Кошанского имеют сход­ные цели: первая часть (изобретение мыслей) «дает спосо­бы думать и, думая, соединять одну мысль с другой» (Общая реторика.— С. 2); вторая (расположение мыслей) — «образует рассудок и нравственное чувство» (с. 3); третья (выра­жение мыслей)—«учит любить и выражать изящное» (с. 3). Общая же цель риторики как науки и учебного предмета, по Ко-шанскому, «состоит в том, чтобы, раскрывая источники изобрете­ния, раскрыть все способности ума,— чтобы, показывая здравое расположение мыслей, дать рассудку и нравственному чувству над­лежащее направление,— чтобы, уча выражать изящное, возбудить и усилить в душе учащихся живую любовь ко всему благоразум­ному, великому и прекрасному» (там же). Вот, оказывается, в чем сущность красноречия и его предпосылки — в работе мыс­ли и в нравственном чувстве; не забудьте, что это сказано о ри­торике еще в первой половине прошлого столетия.

  На прочих определениях риторики как науки или искусства, содержащихся в других трактатах по красноречию, нет нужды специально останавливаться.

 Михальская А.К. Основы риторики: Мысль и слово: Учеб. пособие для учащихся 10-11 кл. общеобраз. учреждений. — М.:Просвещение, 1996. — С.17 -26.