Судьба риторики как дисциплины и изменения её предмета в России (XIX в.)
Важно, что примерно до середины прошлого столетия риторика была не только наукой об ораторском искусстве, но и теорией прозы и поэзии, вообще теорией художественной речи. Учение Ломоносова о трех стилях речи— высоком, среднем и низком — зародилось и складывалось именно в границах риторики. В античной риторической традиции было издавна принято такое «трехчленное» описание речи, так что «теория трех штилей» Ломоносова наследует и развивает эту традицию. Ломоносовской «теории трех Штилей» мы во многом обязаны самим становлением русского литературного языка, так что даже язык наш испытал влияние риторической теории, складывался под действием риторических идей.
Ломоносов видит в риторике «основу поэтического и прозаического творчества, учение о формах литературного красноречия и о формах его театрально-бытовой реализации в звуке и жесте»,— писал в 1929 г. в труде «О художественной прозе» выдающийся филолог-русист XX века В. В. Виноградов (1895—1969). Значит, в предмет риторики теория собственно ораторского искусства (оратория) входила только как часть общего учения о прозе и поэзии.
Однако постепенно на протяжении первой половины прошлого века, предмет риторики как науки все более суживается: от него одна за другой отпадают то одна, то другая область словесности, обретая отдельность и самостоятельность; обособляется теория поэзии, стилистика (хотя долго еще продолжает излагаться в курсах риторики).
Риторика разделяется на общую (т. е. теорию прозы вообще) и частную (рассматривающую отдельные прозаические жанры — «повествовательно-описательные», «поучительно-деловые», «побудительные, или собственно ораторские»). В 30-е годы XIX в. некоторые авторы выделяли три «стиля» — поэтический, прозаический и ораторский, причем последний понимался как «промежуточный» между двумя первыми. Таковы были, например, взгляды Василия Плаксина, который так определил задачу риторики: «Риторика учит сообразоваться с целью, с обстоятельствами, с лицами — с их способностями, степенью образования, с наклонностями; и естественную наготу истины, часто оскорбительную, часто горькую, научает прикрывать и услаждать искусством» (1832).
Судьба риторики, ее история рассмотрены В. В. Виноградовым в уже упомянутом выше труде «О художественной прозе» во второй его части, названной «Поэтика и риторика». По наблюдениям ученого, положение риторики заметно меняется к середине 30-х годов XIX в. Перед литературой натурализма, которая сосредоточивается «на прозаических низких жанрах», «остро встает проблема борьбы с риторикой». Противоположные же натурализму литературные течения стремятся ограничиться только областью поэтической; риторика — тогда уже теория только прозаической речи — и здесь становится помехой. Поэтика и риторика разделяются; риторика как теория вытесняется за пределы литературы. Однако в литературе сохраняются особые «риторические формы» — «ряд приемов построения», рассчитанных на «убеждение» читателя, на его «обработку».
В 40-е годы прошлого века поэтика и риторика окончательно получают различные предметы, разделяются, и риторика «как отдел теории литературы» умирает. Поэтика рассматривает структуру литературного произведения, отвлекаясь от его воздействия на адресата. Риторика вновь становится лишь учением о приемах убеждения.
В отечественной культуре наиболее яркой фигурой, в чьей публицистической деятельности была развернута целая кампания настоящего ниспровержения риторики и как науки, и как учебного предмета в гимназиях, был, несомненно, В.Г. Белинский. Его пламенные инвективы против риторики общеизвестны; они оказали самое прямое влияние на отрицательное мнение об искусстве красноречия, просуществовавшее у нас до последних лет.[Возможно, именно Белинскому мы обязаны изменением самого значения слова риторика: «Все ложное, пошлре, всякую форму без содержания, все это называют реторикой!» — пишет Белинский в 1844 г.; «реторика — вздорная наука и вредное знание, ... сущий вздор», наконец, «вовсе даже и не наука»,— восклицает «неистовый Виссарион».
Почему же? Действительно, как мы уже заметили к середине прошлого столетия риторика как научная теоретическая дисциплина во многом исчерпала себя, дав начало нескольким особым областям филологии. Преподавание же этого предмета в гимназиях нередко бывало более чем скучным и отдавало средневековой схоластикой с присущей ей схематичной сухостью и догматизмом. Белинский обвинял риторику в том, что она насаждает в обществе ложь и лицемерие. "Из живого, здорового полнотою чувств ребенка делается рефлектер, резонер, умник, и чем лучше говорит он о чувствах, тем беднее он чувствами,— чем умнее он на словах, тем пустее он внутренне..."; «результат всего этого тот,— накаляет страсти критик,— что в мальчишке не остается ничего истинного, что он весь ложен, что (...) он не живет, а рассуждает (...) Вот оно, нравственное растление...». Но вот парадокс: истоки пламенного красноречия самого страстного нашего обличителя школьной и теоретической риторики восходят к хорошей риторической выучке! Вряд ли Белинский, не получив сам традиционной гимназической речевой подготовки, против которой он так ратовал, стал бы тем блистательным публицистом и критиком, каким мы его знаем. Недаром один из его оппонентов заметил: «Это учение («антириторику» Белинского), вероятно, скорее и ревностнее всех примут ученики гимназий. Жаль, если они будут следовать ему, поступивши в студенты университетов! Беда — если они будут держаться его, сделавшись преподавателями грамматики, риторики, пиитики!». Однако именно так, к сожалению, и произошло: в русской послереволюционной школе и вузе риторика была решительно отставлена как предмет, якобы мешающий развитию творческой мысли и речи. К тому были и глубокие социальные причины: как и во времена афинских тиранов (вспомните Крития), в тоталитарном обществе мастерство свободного слова, воздействующего на умы и души сограждан, было более чем опасным/В соответствующих разделах пособия вы прочтете о том, как осуществлялось «падение риторики» в нашей стране. Результаты этого очевидны: немногие наши соотечественники могут похвастаться умением легко и свободно говорить публично, найти нужный тон в беседе, доказательно и доброжелательно убедить в своей правоте в споре... Проблемы, связанные с речевым общением, многочисленны, и каждый решает их сейчас в меру своих сил и дарования, нередко в течение всей своей жизни, не имея возможности опереться на столь необходимую для успешного их преодоления риторическую подготовку.
Риторика в России в первые десятилетия ХХ века
Попытки возрождения риторики в России можно отнести еще к 20-м годам нашего столетия. К сожалению, многие высказанные тогда замечательными отечественными филологами и философами идей, касающиеся предмета и объекта риторики, методов риторических исследований — идеи, способные придать нашей древней науке новую жизнь, так и остались неосуществленными. Большинство этих ученых стали жертвами террора — погибли в лагерях, как, например, известный философ профессор Г. Г. Шпет (1879—1937), или были высланы за пределы страны. «Область риторического» — область свободной, выразительной, культурной, воздействующей, убеждающей речи — стала запретной. Вот как определял существо риторической речи Г.Г. Шпет: это речь экспрессивная, эмоциональная, где «пафос вовлекается в самое аргументацию, где последняя перемежается воплем, мольбою, жалобою, угрозою, где чередуется обращение ad rem (к сути) с обращением ad hominem (к человеку)» (Шпет Г. Г. Внутренняя форма слова—М., 1927). Ораторская речь не могла в этот период стать «неотложной темой русской филологической науки», к чему призывал академик В. В. Виноградов.(Возрождение риторики не состоялось. Начало не получило продолжения. Отечественная риторическая традиция, научная и практическая, была прервана на долгие десятилетия.
Именно к этой традиции возвращаемся мы сегодня. Поэтому современная риторика в России не столько создается заново, сколько возрождается на новом уровне. Представим в общих чертах исторические изменения предмета риторики в обобщенной таблице.
Как видим, предмет риторики и сама эта дисциплина претерпели в России значительные изменения. В эпоху Ломоносова риторика служила общей теорией художественной и ораторской речи, и предмет ее был весьма широк. Постепенно он все более и более суживался, по мере того как от риторики отчленялись все новые и новые самостоятельные научные дисциплины. Наконец, почти на столетие риторика практически утратила свой предмет, «поделенный» между науками, возникшими на основе риторического древа. Тем не менее новое объединение — синтез всех этих дисциплин и классической риторической теории — привело к возрождению риторики в наше время.
Возрождение риторики: вторая половина ХХ века
В XX в. на Западе и на Востоке (Япония) — в странах, где бурно развивалась теория информации,— возрождение риторики началось с середины столетия. К этому времени науки гуманитарного круга, пережившие уже «оккупацию» математическими методами и математической логикой, стали остро нуждаться в единой, обобщающей теории, в особой логике гуманитарного познания. Ни одна из обособившихся областей филологии выполнить такую роль не могла. К тому же филологи вновь остро заинтересовались живым устным речевым общением.
В середине XX в. ученые-гуманитарии обратились к истории своих наук и обнаружили там давно скомпрометированную и забытую «старушку Риторику». К этому времени она уже давно выпала из состава научного знания, так как представляла собой тогда в основном теорию создания устной речи, тогда как филология была занята анализом письменных текстов. Риторика воспринималась с начала XX в. как устаревшая система средств речевого воздействия, которые ни на кого не воздействуют.
Однако когда с этой забытой дисциплины стряхнули пыль веков и присмотрелись к ее классическому облику, выяснилось, что он внушает надежды и уважение, настолько актуальной, глубоко и тонко разработанной оказалась система риторических понятий. Многие научные направления своим возникновением обязаны именно классической риторике среди них герменевтика и структурализм, лингвистика текста и особая область филологии, получившая название «неориторика», т. е. «новая риторика». Вот как говорит об этом известный французский литературовед, структуралист Ролан Барт (1915—1980) в работе «От науки к литературе»: «У литературного структурализма есть славный родоначальник, чью историческую роль обычно недооценивают и очерняют по мотивам идеологического характера,— Риторика, эта впечатляющая попытка целой культуры проанализировать и упорядочить формы речи, сделать мир языка понятным для ума» (Барт Р. Избранные работы: Семиотика. Поэтика.— Русск. пер.— М., 1994). Заметим неслучайность написания слова «риторика» в приведенном отрывке с заглавной буквы: преклонение перед «старушкой» во второй половине нашего века— такая же норма, как пренебрежительное невнимание столетие ранее.
Совершенно особое положение занимает сейчас современная риторика среди гуманитарных наук в США. Ей принадлежит центральное место и в системе теоретического гуманитарного знания, и в системе учебных предметов (от школы до университета включительно). Американскую риторику называют «самым совершенным инструментом манипуляции общественным мнением» (О. Брынская). Она насущно необходима в культуре массовой информации и массовой коммуникации, в мире масс-медиа, и, естественно, занимает там самый верх «пирамиды знания». Риторика в США не просто наука, но как бы предмет государственной идеологии, а потому насаждается, направляется и охраняется.
Риторика в американской школе как общее учение о целесообразном построении речи включает знания о нормативности речи (орфографию и орфоэпию в том числе) и грамматику. Центральный предмет подготовки по родному языку в США — именно риторика. В американских учебных заведениях, как и в теоретической американской филологии, риторика понимается (как и в античности) как наука (science) и как искусство (art) — знание, превращающееся в действенное умение (skill). Соответственно ведется и риторическая подготовка. Распространены специальные курсы практически-подготовительного содержания и определенные формы учебных занятий и досуга студентов колледжей и университетов. Так, например, в Калифорнийском университете (Беркли) предусматриваются постоянные (во время уик-эндов) встречи студентов с преподавателями и администрацией факультетов для обсуждения конкретных тем или свободной беседы; в университетском кампусе существуют две знаменитые специальные организации для проведения дискуссий — Дискуссионный круглый стол и Университетский круглый стол; к участию во второй из них допускаются все желающие, в первой — только наиболее компетентные; дискуссии проводятся по актуальным социальным и политическим проблемам. В США выходят сотни работ, касающихся как теории, так и практики риторики.
Весьма своеобразна и удивительно интересна риторическая культура современной Японии. В предисловии к книге «Как быть вежливым по-японски» (1987) ее авторы, профессора японских университетов Осаму и Нобуко Мицутани, выражают мнение, что главная особенность речевого этикета японцев—повышенное внимание и чуткость к собеседнику— послужит для создания основ общения будущего. Они пишут: «Внимание к другим будет важнейшим фактором коммуникации будущего, а речевая вежливость в Японии по сути является именно выражением такого внимания» (Мizutani O., N. 30 How to Be Polite in Japanese.—Tokyo, 1987.—P. 3). Причиной возникновения этой черты японской речевой культуры была своеобразная жизнь японцев: поколение за поколением люди жили замкнутыми группами при весьма тесном контакте друг с другом. В 40-е годы нашего века в Японии вследствие целого ряда причин, связанных с изменением стиля жизни, ее демократизацией, развитием языковых контактов внутри страны и с представителями иных культур, научно-техническим прогрессом, возникает своя риторическая теория, получившая название «теория языкового существования». Она исследует, какие формы принимает речевое общение между людьми, каким правилам подчиняется речевое поведение человека.
Японцы, как и американцы, верят в то, что улучшение речевого общения — важное средство совершенствования и развития общества. Поэтому «японская неориторика» — «теория речевых действий» — пользуется сейчас вниманием и авторитетом.
Михальская А.К. Основы риторики: Мысль и слово: Учеб. пособие для учащихся 10-11 кл. общеобраз. учреждений. — М.:Просвещение, 1996. — С.26 -31.
|