Лесков был деятельным участником русского литературного процесса более трех десятилетий (с 1861 по 1894 год). Круг писателей, с которыми его сводила судьба, чрезвычайно широк. Взаимодействие его творчества с творчеством других художников слова, его современников, было интенсивным и многосторонним, что было обусловлено, помимо объективных причин, в высшей степени свойственным Лескову чувством соперничества, стремлением по-своему решить идейно-художественные задачи, поставленные на очередь эпохой и получившие то или иное решение в творчестве других писателей. Такой же активный характер носило и усвоение Лесковым опыта предшествующих этапов развития литературы, как русской, так и западноевропейской. При всем "уединенном", как он сам говорил, положении Лескова для его творческих отношений с другими писателями характерны не только тенденции отталкивания, но и тенденции сближения.
Все это говорит о назревшей необходимости рассмотрения творчества Лескова в контексте всей русской литературы XIX века.
* * *
И хронологически, и по своему общему смыслу творчество Лескова целиком принадлежит разночинно-демократическому периоду освободительного движения в России. Эпохой, сформировавшей Лескова-писателя, были 60-е годы, этот переломный момент в истории русского общества. Подъем во всех областях жизни России накануне революционной ситуации 1859 - 1861 годов увлек молодого разночинца с государственной службы в частную. "С прекращением Крымской войны и возникновением гласности и новых течений в литературе, - писал впоследствии Лесков, - немало молодых людей оставили службу и пустились искать занятий при частных делах, которых тогда вдруг развернулось довольно много. Этим движением был увлечен и я. Мне привелось примкнуть к операциям одного английского торгового дома, по делам которого я около трех лет был в беспрестанных разъездах"1 (Н. С. Лесков, Собр. соч. в 11-ти томах, т. 6, Гослитиздат, М. 1957, стр. 141. В дальнейшем ссылки на это издание даются в тексте). Тесное соприкосновение с жизнью самых различных социальных слоев провинциальной России и впечатления, полученные в эти годы, стали неиссякаемым источником, из которого Лесков черпал материал для своих произведений на протяжении всего творческого пути. Достаточно сказать, что наблюдения этих лет легли в основу двух таких поздних его рассказов, как "Продукт природы" и "Загон" (оба 1893 года).
В этой связи следует отметить чрезвычайно интересный феномен творчества Лескова: хотя его литературный путь целиком приходится на пореформенный период русской жизни, в его произведениях, несмотря на их несомненную актуальность, а порой даже злободневность, преобладают картины жизни дореформенной России. При этом читатель воспринимал их не как прошлое, а как самое животрепещущее настоящее. Дело в том, что Лесков, довольно медленно осмыслявший изменения, происходившие в действительности, выбирал обычно такие тенденции и явления, которые сохраняли свое значение на протяжении многих десятилетий. Он обличал всесилие бюрократии, взяточничество, преступную бесхозяйственность, моральное разложение верхов общества, безграничный произвол властей, подавление личности.
Исследователями, в частности Б. Друговым, давно замечено, что сопоставление настоящего с прошлым - один из основных мотивов творчества Лескова. Обращаясь к самым различным областям русской пореформенной жизни, Лесков неизменно ставит вопрос: что изменилось в жизни страны по сравнению с дореформенным прошлым, далеко ли ушла Россия по пути прогресса, сбросив с себя позорное ярмо крепостничества? Прошлое помогало лучше понять настоящее. В отличие от Достоевского, Лесков видел главную опасность не в развитии буржуазных отношений, а в косности русской жизни, в устойчивости ее старых, отживших форм, борьба с которыми не утратила своей актуальности на протяжении всего XIX века. Салтыков-Щедрин писал во второй половине 70 х годов: "Да, крепостное право упразднено, но еще не сказало своего последнего слова. Это целый громадный строй, который слишком жизнен, всепроникающи силен, чтоб исчезнуть по первому манию... Оно разлилось в воздухе, осветило нравы; оно изобрело путы, связывающие мысль, поразило умы и сердца дряблостью"1 (М. Е. Салтыков-Щедрин, Собр. соч. в 20-ти томах, т. 12, "Художественная литература", М. 1971, стр. 403. В дальнейшем ссылки на это издание даются в тексте с добавлением буквы Щ).
В своем отношении к истории Лесков оказывался близок к Щедрину, который считал, что "и история может иметь свой животрепещущий интерес, объясняя нам настоящее, как логическое последствие прежде прожитой жизни" (Щ. 5, 12). Произведения Лескова, созданные на материале русской жизни конца XVIII - начала XIX века, относятся к той части отечественной литературы, о которой Щедрин писал: "С некоторого времени мы открываем собственную Америку. Эта Америка - наше прошлое, и притом очень недавнее. Есть люди, которые даже утверждают, что это совсем и не прошлое, а просто-напросто настоящее, ради чувства деликатности рассказывающее о себе в прошедшем времени" (Щ. 9, 385 - 386).
Такая близость позиций не может быть объяснена простым совпадением. Хотя в 60-е годы Щедрин выступил с резкой критикой романа "Некуда" и очерков "Русское общество в Париже" (см. его рецензию на "Повести, очерки и рассказы М. Стебницкого"), осудив нападки Лескова на "нигилизм", и в дальнейшем сохранил настороженное отношение к творчеству Лескова, с которым его многое разделяло, и в первую очередь политические взгляды, в их восприятии русской жизни было немало общего. Сближало их демократическое просветительство и та значительная роль, которую они придавали практической деятельности. Просветительство, прогрессивная идеология переломной эпохи перехода от феодализма к капитализму, было характерной чертой 60-х годов. Лесков принадлежал к демократическому его крылу, Чернышевский - к революционному, Щедрин двигался от демократического просветительства к революционному.
Просветители верили в социальный прогресс и, в отличие от славянофилов, почвенников, а затем народников и позднего Л. Толстого, не искали идеала общественного устройства в социально-экономических формах прошлого. Просветителям не были свойственны и те сомнения в преобразующей силе разума и науки, которые испытывал по временам Достоевский. Лесков, правда, тоже недоверчиво относился к "теориям" и "теоретикам", отдавая предпочтение живой, практической деятельности, основанной на непосредственном знании действительности.
Лесков был горячим сторонником "европеизации" России и видел спасение страны в самом широком развитии культуры и передовых методов хозяйствования. Он хотя и замечал расслоение крестьянства и проникновение в деревню буржуазных отношений, но как просветитель главную задачу усматривал в борьбе с феодальными пережитками, в раскрепощении личности русского крестьянина и простолюдина, в обеспечении его юридических прав. Щедрин с большей зоркостью относился к буржуазному хищничеству, но и он признавал необыкновенную важность борьбы с пережитками крепостничества и в особенности - пробуждения самосознания в народе. "Да, русский мужик беден, - писал он в "Письмах о провинции"; - но это еще не столько важно, как то, что он не сознает своей бедности. Приди он к этому сознанию, его дело было бы уже наполовину выиграно, и главные причины нашего экономического неустройства, то есть случайность, неожиданность, произвол и т. д., устранились бы сами собою" (Щ. 7, 252).

Статья полностью:/Lit_ra/Leskov_Tradic.rus.lit.doc