"Никакие ругательства критики не могли, не могут и никогда не смогут уничтожить действительно талантливое произведение; никакие похвалы критики не могли, не могут и никогда не смогут сохранить в литературе бездарное произведение. Всякая талантливая (это обязательное условие) книга найдет читателя и прославит ее автора. В то же время можете исписать сто газетных листов восторженными отзывами о плохой книге, и читатель не запомнит даже фамилии ее автора". (Е. Петров. Из письма В. Беляеву).
О ЛЕДЯНЫХ ПРОРУБЯХ И МАВРИТАНСКИХ БАНЯХ И Ильф и Е. Петров некогда жестоко высмеяли тактику мгновенных перемещений писателя из ледяной проруби прямо на верхнюю полку мавританских бань. Эти перемещения не только смешны, они никому так не вредят, как самому писателю, для репутации которого роскошные бани могут оказаться едва ли не опасней, чем ледяная прорубь. Творчество И. Ильфа и Е. Петрова - явление чрезвычайно живое, сложное, полное движения. Талантливые и честные сатирики, они начали свой путь в период, когда сатира была оружием рабочего класса в его классовой борьбе против разгромленной, но не смирившейся буржуазии, когда им, вместе с В. Маяковским и М. Кольцовым, приходилось активно отстаивать самое сатиру от посягательства горе-теоретиков, пытавшихся лишить рабочий класс этого его оружия, когда складывался облик нового быта и молодая советская сатира, уже насчитывавшая несколько славных имен, напряженно искала форм своего дальнейшего развития. Их творческий путь не был ровной и гладкой дорогой. Это трудный, тернистый путь, знающий подъемы и спады, находки и неудачи, завоевания и поражения. Это был путь исканий, творческого роста, идейного созревания, овладения мастерством. Но раскрыть творчество И. Ильфа и Е. Петрова во всей его сложности и движении нелегко: к истине придется пробиваться через густой лес литературных легенд, получивших, благодаря частому повторению, видимость достоверности, через заросли схем, плотно окруживших живое наследие наших сатириков. Чтобы обнажить глубокую сердцевину творчества И. Ильфа и Е. Петрова, чтобы найти истину, необходимо отбросить одну за другой эти схемы, но, отбрасывая, важно не заменить их новыми. А опасность в новых схемах уже есть. Много лет утверждалось, что в сатире Ильфа и Петрова нет положительного содержания, нет образов строящегося, нового мира. Это утверждение было беспочвенным и нелепым. Но убедительней ли, опровергая его, заявить, как это сделал Д. Молдавский ("Нева", N 5 1956), что в творчестве Ильфа и Петрова "всегда" рядом с отрицательными образами проходит "настоящая жизнь"? Ведь это неправда. Ильф и Петров пришли в литературу патриотами и преданными партии людьми. "Для нас, беспартийных, никогда не было выбора - с партией или без нее. Мы всегда шли с ней", - писал Е. Петров позже1. Но достаточно ли быть патриотом, чтоб без труда, сразу, найти те сложные формы отражения нового в сатире, которые и до сих пор найдены, открыты, использованы нашей литературой далеко не во всей возможной полноте? У Ильфа и Петрова по существу не было предшественников в этом отношении. Над художественным воплощением положительного в сатире, таким воплощением, чтобы положительное не выламывалось из общего сатирического тона, а органически сочеталось с ним, Ильф и Петров работали одновременно с Маяковским ("Клоп" и "Баня" появились позже "Двенадцати стульев" и прежде "Золотого теленка"). И не нужно прятать тот факт, что в первом, журнальном, варианте "Двенадцати стульев" не было вовсе положительных образов, что, когда авторы включили в последующие издания "положительные" главы - о Треухове и открытии трамвая в Старгороде, в них удачными оказались только едкие сатирические штрихи, что понадобилось много труда, поисков, горьких неудач и неожиданных открытий, прежде чем пахнуло в романе "Золотой теленок" свежим ветром новостроек, прежде чем были созданы четкие по своей политической определенности фельетоны. Ильфа и Петрова. Хрестоматийный глянец не возвеличит писателей, напротив, он грозит обесцветить их. Еще недавно бытовало мнение, что романы Ильфа и Петрова - произведения слабые, что подлинную славу им принесли лишь поздние их газетные фельетоны. Но разве, выдвинув утверждение прямо противоположное, - что именно "Золотой теленок" есть вершина творчества Ильфа и Петрова, а более поздние их произведения если и заслуживают внимания, то лишь потому, что писатели и в них продолжали идеологическую борьбу (как будто эти произведения не были новым этапом в развитии и формы и содержания ильф-и-петровской сатиры), - разве здесь Д. Молдавский не оказался еще дальше от истины, неожиданно для себя принизив значение самых зрелых произведений писателей? Мы очень любим Ильфа и Петрова, мы охотно говорим и спорим о них, но знаем мы их слишком мало: их творчество все еще не изучено, биографии не написаны, произведения не собраны. Могли же быть такие казусы, когда рассказы Е. Петрова "Загадочная натура", "Записная книжка" и "Энтузиаст" были изданы (и переизданы) как рассказы Ильфа и Петрова ("Загадочная натура", М. 1948, и Киев, 1949); когда журнал "Огонек", издав рассказ Ильфа и Петрова "Тоня" (М. 1947), снабдил его краткой биографической справкой, в которой были грубо искажены четыре важнейшие даты жизни и творчества писателей и отчество одного из них, а в статье "Ильф" Большой Советской Энциклопедии сообщалось о работе молодого Ильфа в "Гудке", но ни словом не было упомянуто, что зрелые и наиболее плодотворные годы своей жизни он отдал фельетонистской работе в "Правде! И эти казусы не вызвали возмущения, за ними не последовало поправок. Их просто не заметили. Немало, мягко выражаясь, фактических неточностей и в статье Д. Молдавского. Он утверждает, например, что сценарий фильма "Цирк", написанный "совместно с В. Катаевым", свидетельствует о поисках писателями нового стиля "с дружески юмористической интерпретацией образов". Можно ли всерьез принимать такое доказательство, если, не говоря уже о том, что В. Катаев не был соавтором этого произведения (он был соавтором Ильфа и Петрова в их работе над пьесой "Под куполом цирка"), если эту "интерпретацию" придал сценарию режиссер Г. Александров, исключивший из него всю сатирико-бытовую, фельетонную сторону, если эта "интерпретация" и заставила Ильфа и Петрова убрать свои имена с заглавных титров картины? Можно ли всерьез принимать или не принимать наблюдения Д. Молдавского над развитием темы или изменением сатирического образа у Ильфа и Петрова - от романа "Золотой теленок" к рассказу "Гелиотроп" и "Необыкновенным историям из жизни города Колоколамска", если и "Необыкновенные истории" и "Гелиотроп" были написаны значительно раньше "Золотого теленка"? Обилие этих "неточностей" - не столько вина Д. Молдавского, сколько наша общая беда: никогда не появлялся в печати интересный сценарий Ильфа и Петрова "Под куполом цирка" (легший в основу фильма "Цирк"), а "Необыкновенные истории из жизни города Колоколамска", подобно многим другим забытым произведениям этих авторов, затерялись в старых комплектах журнала "Чудак".
|
